«Это я – тот родитель, на которого регулярно все шикают. Та самая «мамашка орущего ребенка», которого, наверное, знают уже все в округе» — так пишет о себе мама, которая воспитывает ребенка с расстройством аутистического спектра.     Вахтерша одно время только и видела, как я либо вношу в квартиру орущего и бьющего меня ребенка (прошу заметить: не наоборот!), либо, наоборот, вывожу из квартиры в коляске орущего и бьющегося ребенка, который пытается выбраться и может выпасть, потому что скинул с плеч ремни, а я придерживаю его, чтобы он не выпал. Наверное, это выглядит как насилие. Конечно, это и есть насилие: когда ребенка против его воли держат в коляске. Оставить его, болеющего, без помощи врача, к которому я его сейчас везу в этой самой коляске – не насилие, по мнению окружающих. Насилие – это когда ребенка приходится везти насильно. А между прочим, врач не ждет, когда я с ребенком договорюсь и он пойдет добровольно. Может, лет через пять. Застегнуть ремни на этой самой коляске при этом невозможно, ребенок ведь вырывается. Личный опыт «Была мысль, что я ненормальная». И я не выдержала и выматерилась. А вахтерша вышла и помогла мне застегнуть ремни. Не сказала мне ни слова о том, какая я плохая. Просто помогла. Мне хотелось плакать. Мне было стыдно за этот случай. И стыдно мне становится регулярно, потому что, если твой ребенок любит публично покричать, – ты становишься изгоем. Я объект ненависти всех вокруг

Мой ребенок, рожденный в любви, кормившийся грудью сколько хотел и спавший вместе со мной, вынашиваемый в слинге (то есть я сейчас перечисляю все то, что предлагается обычно в качестве рецепта для создания «спокойного ребенка»), орет как сумасшедший. Он делает это несколько раз в день. И вот — ему два года. Сначала он орет, когда его несут подмываться. Он избегает прикосновений и орет, потому что у него расстройство аутистического спектра. Но подмыть его надо – не жить же в какашках. Я подмываю его, а он орет и бьет меня. Дома прохладно, но он не дает себя одеть. Он еще долго будет швырять в меня одежду и бегать голым. Потому что опять прибегать к насилию я не могу – его и так слишком много. И я жду, когда он расслабится или сам подойдет. Через полгода эта проблема решилась – теперь он сам с удовольствием бежит подмываться: сначала это было за поощрения, потом вошло в привычку. Но до того, как к нему нашлись подходы, до того, как исчезла его сенсорная настороженность, крика было очень много. Потом он орал, когда его не вели гулять сразу после завтрака. Он одевался и начинал орать. Ему, разумеется, наплевать, что я в этот момент пытаюсь домыть гору посуды или срочно решить вопрос с доставкой книг. У него – ритуал, который надо выполнить. Такое тоже было. Я говорю «было», потому что теперь поведенческие проблемы практически решены. Но на это требовалось время. Третий раз он начинал орать, если я не давала ему выбежать на дорогу с едущими машинами. Я его удерживала. Наверное, это тоже насилие – не дать ему убиться. Еще недавно из ора состояла вся наша прогулка. Оглядывались и качали головами все. А он просто мог лечь посреди автомобильной дороги и орать. Добрые граждане наскакивали с этим вот: «Ой, а кто это у нас тут кричит – сейчас заберу», после чего ребенок, разумеется, начинал орать еще сильнее.   Я на полгода перестала гулять с Васей, потому что не могла его нести домой – он очень тяжелый, и он бил меня и орал. Он хочет гулять там, где хочет, и сколько хочет. И ему плевать на то, что нам пора идти в поликлинику или я банально устала. Или что нельзя громить полки в магазине. Или что нельзя зайти в метро и уехать, куда хочешь. Я просто клала его на тротуар и плакала А он катался по тротуару и орал. Или убегал от меня, куда глаза глядят. А я не знала, что делать. Меня ненавидели все вокруг, оглядывались. Только на камеру не снимали, а могли бы — почему нет, сейчас это принято. Когда я пришла с ним к психиатру, из-за его ора наш разговор слышали все, потому что, чтобы врач что-то услышала, приходилось перекрикивать ор. Вся очередь тех, кто сидел за справочкой в сад. Он орал, я пыталась успокоить, а психиатр на весь коридор выкрикнула его диагноз. Дверь-то была открыла – так же принято у психиатров в районных поликлиниках! Почему бы не открыть дверь, ей же жарко!  После чего бабулька из очереди сказала в мой адрес: «Да ее саму надо к психиатру». Не знаю, за что. Я не ударила и не обозвала ребенка. Я просто пыталась подойти к нему. Он стоял в углу, монотонно орал и не давал к себе прикоснуться. Думаю, что со стороны это выглядит так, будто ребенок не узнает свою мать. Наверное, за него становится страшно. И я под взгляды всей очереди молча взяла кричащего сына, закинула на плечо и унесла. К слову сказать, к психиатру ходила и я. И к психотерапевту. Потому что без их помощи выдержать это было невозможно. Да, они помогли, и они признавали, что в этом нет моей вины. В отличие от соседей, которые каждый вечер приходили и грозились вызвать полицию. А мой ребенок просыпался ночью, глядел на меня безумными глазами, орал и уползал под стол. А я будила мужа и плакала. Потому что ребенок не узнавал меня и просто орал. Он орал и после сна, не давая себя касаться. А я выкладывала ему «дорожку» из шестеренок, которые он очень любил, чтобы он вылез из коляски и взял попить. Потому что из моих и из папиных рук он попить не брал. И он вылезал за шестеренками от конструктора, потому что такие детки залипают на все, что вращается. А иногда не вылезал. А иногда, если это было в другом месте, у меня просто не было этих шестеренок. А потом они просто перестали работать, и надо было искать что-то новое.   Люди думали, что я его убиваю Соседи слышали и приходили, потому что думали, что я его убиваю. Потому что не может ребенок так орать. Я приглашала их пройти в квартиру и показывала им живого, здорового, ухоженного ребенка. С тех пор прошел год. Вася выправился, мы много занимались с дефектологом, логопедом, ходили на поведенческую терапию, но большей частью занималась я с ним сама. Я читала книжки и лекции, я пробовала разные методы и упражнения, и ребенок расцветал. Ночные крики кончились. А смеха стало больше, чем криков. Но смех мои соседи не замечают. И прохожие не замечают, как он смеется, когда его кружат на каруселях. Ничего этого вы не замечаете. Зато, если раз в день он ляжет на землю и закричит, а у меня кончатся силы и я скажу матерное слово, просто в воздух, просто, чтобы прийти в себя, – сбегутся все и скажут, что нельзя так разговаривать. У нас с сыном прекрасные отношения И до того, как он лег и начал скандалить – было несколько часов взаимной любви и развлечений. Но настанет момент, когда он ляжет и заорет. Сейчас я умею себя контролировать и помогать ему выходить из истерики, но это умение пришло не сразу. Просто если такое случается, если рождается непростой, беспокойный ребенок – никто не сможет сразу научиться держать себя в руках. А если у вас ребенок спокойный, вы всегда будете думать, что это ваше достижение.   В случае расстройства аутистического спектра, все, что обычный ребенок даст сделать «за просто так» (причесаться, подмыться, осмотреть себя, принять лекарство, пойти куда-то…) – тут «за просто так» не пройдет. Есть способы сделать это за поощрения, за награды, есть способы сделать это без насилия, но они, увы, находятся не сразу. И возникают моменты, когда меньшее зло – просто взять вырывающегося ребенка и посадить его в коляску. И я понимаю, что люди, которые подходят к маме или папе и снимают на камеру кричащих детей и ее (его) некрасивую реакцию, те люди, которые грозятся вызвать полицию – они жалеют не детей. Они жалеют себя. Их достал «хор орущего на каждом углу быдла». По их мнению, дети орут только у быдла. А у нас, у людей с высшим образованием, дети сами бегут в поликлинику делать себе прививки. Так вот, уважаемые мои. Я бы тоже хотела, чтобы мои дети заткнулись. Но для этого придется применить насилие, на которое я не способна. Потому что я хорошая мать. И они у меня кричат, если испытывают фрустрацию. Возможно, я плохо с собой справляюсь и начинаю в какой-то момент кричать тоже. Тогда я ухожу и кричу на кухне, чтобы они не слышали. Для меня это меньшее зло – выпустить пар на кухне в воздух, чем ударить ребенка. Потому что я не сделаю так, чтобы он ЗАМОЛЧАЛ. Именно это и было бы насилие – СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ОН ЗАТКНУЛСЯ. Но не говорите, что вас интересует будущее моих детей. Не говорите, что вас заботит, что они обидятся на неосторожное слово, высказанное мной в порыве гнева (если так происходит, кстати, я всегда извиняюсь перед ними). Вас заботит только одно – чтобы они не орали, а вы могли спокойно делать покупки в Икее, летать самолетами, есть в кафе и ходить по улицам. Вот что вас интересует на самом деле. И если это не так, если вас действительно заботит ребенок – помогите его маме или папе вернуться в адекватное состояние. Если хотите действительно помочь – спросите, чем вы можете помочь. Вспомните о том, что если бы ребенка били или ругали регулярно, он не стал бы орать на всю улицу. Он боялся бы пикнуть. И если у мамы эпизодически сдают нервы, и она выругалась на ребенка или просто в воздух – пожалейте маму. Она не будет такой всегда. Тоддлер подрастет, а она найдет способы сделать так, чтобы он не кричал. Но ваши гневные слова могут стать последней каплей в усталости, и она всю ночь будет вспоминать ваши упреки и плакать. За стенкой у меня кричит младенец. Кричал и ночью (как и полагается младенцу). Я слышу, как мама, видимо, измученная недосыпом, начинает причитать: «Замолчи, замолчи, замолчи, замолчи…». Можно ли так разговаривать с младенцем? Нельзя. Но я включаю голову. Во-первых, она рядом. Она не ушла и не оставила его орать. Во-вторых, он продолжает кричать – значит, она не закрывает его рот насильно. Скорее всего, она пытается его укачать и просто очень устала… Не смотрите на слова. Она выспится, и сама будет переживать, что так себя вела, я знаю. Если вы видите или слышите кого-то в слабую минуту – не делайте так, как поступил библейский Хам, рассказывая всем о постыдном неумении отца держать себя. Поступите так, как поступили братья его, укрыв отца одеждой. Помогите успокоить ребенка и поговорите, чем можете помочь, чтобы мама или отец научились лучше справляться с собой в этот момент. Когда у меня не было детей, я была уверена, что я умею держать себя в руках. Сейчас я знаю это наверняка. Да, было время, когда я материлась. Сейчас я думаю, что я прошла через это. Но завтра может быть новый вызов, который собьет меня с выдержки, и я снова буду плакать от бессилия и, возможно, материться. А кто-то снимет меня на камеру.
Читайте на Ребёнок BY: https://rebenok.by/articles/stature/healts/26313-ya-prosto-klala-ego-na-trotuar-i-plakala-otkrovenny-monolog-materi-rebenka-s-ras.html?utm_campaign=recirculation_new&utm_medium=forum_hype&utm_source=desk